Беседа с актрисой Марией Голубкиной о вере, о призвании и о Богоугодном театре.

Справка. Мария Голубкина – актриса театра и кино, теле- и радиоведущая. Родилась в Москве в семье актрисы Ларисы Голубкиной и актера Андрея Миронова. Окончила театральное училище им. Б. В. Щукина. Играла в Московском театре сатиры, Московском драматическом театре им. А. С. Пушкина. Обладательница второго разряда по конному спорту. Дебютировала в кино в фильме Вячеслава Криштофовича «Ребро Адама» (всего снялась в 36 художественных фильмах). Входила в состав жюри игр высшей лиги КВН. Была ведущей шоу «Девчата» на телеканале Россия-1. В настоящий момент вместе с Маргаритой Митрофановой ведет программу «Любовь и голуби» на радио «Маяк». Воспитывает дочь 17 лет и сына 12 лет.

Машенька Голубкина с отчимом Андреем Мироновым

Марии Голубкиной повезло. Одна из её бабушек, знаменитая Мария Миронова, всю жизнь совершенно открыто ходила в храм. «Вторая бабушка тоже, но она была более скрытная, – вспоминает собеседница. – Родители – нет. О таких говорят «крестильно-панихидные христиане»: в храме бывают трижды — на крестинах, при венчании и… на собственном отпевании».

«Рухнуло все, но я абсолютно счастлива»

– До этого момента Вы в храм не ходили, я правильно понимаю?
– Не совсем так. Впервые пришла к своему духовному отцу протоиерею Владимиру Волгину в семнадцать лет. Душа тянулась к Богу, но почему-то я была напугана всем церковным. Вновь оказалась у отца Владимира спустя… семнадцать лет. Тут я сказала: «Все, батюшка, у меня теперь нет вопросов. Что надо делать?»

Не делай того, чего не понимаешь

– Что же ответил батюшка?
– «Чего не понимаете, того не делайте». И я поняла: значит, мне надо понимать, что здесь происходит. Я и говорю: «Хорошо. Почему тогда у священников облачения разных цветов?». Он удивленно: «У меня ещё никто такого не спрашивал!». Я подумала: «Google нам поможет!». А почему эта икона? А почему вообще иконы в храме? Зачем? Почему так это всё устроено? А почему сначала исповедь, а потом причастие? Много вопросов появляется, безбрежное море…

– И на каждый вопрос нужно обязательно найти ответ?
– А как же?! Вот ты пришел в храм и бежишь целовать иконы, не понимая толком, кто на них изображен. Это как-то нехорошо! Представьте себе: идёт по улице симпатичный парень, но вы даже не знаете, как его зовут. Вы же не прыгаете к нему навстречу? «Чмок!» – и дальше побежали. Вот мощи святого Спиридона Тримифунтского. Прежде чем подбегать к ним, сначала нужно хоть что-то узнать из жития. К кому, собственно, я иду?

– Каким образом вам удается совместить интенсивную церковную жизнь с игрой в театре, в кино?

– Я же не монах, чтобы подрясник заправить в джинсы и пойти играть, правильно? У монаха — своё служение, у меня – свое. Батюшка вот тоже говорит: «Вы чем-нибудь другим можете зарабатывать?». Я говорю: «Нет». Другое дело, что ты привык делать свою работу страстно, а теперь это служение. Надо поменять в голове отношение к своему делу. И не играть спустя рукава, а обязательно с радостью, с удовольствием.

«Гроза» как пособие для семинаристов

– Мне кажется, сцена может помешать внутреннему молитвенному состоянию, которое легко потерять, даже просто общаясь с людьми…
– Работа в театре совершенно не мешает молитве, а даже, напротив, способствует. Например, в роли Катерины в «Грозе» я пытаюсь разобраться вместе со зрителями: почему верующий человек оканчивает жизнь самоубийством? Ведь это как минимум очень странно! Протоиерей Геннадий Беловолов посмотрел и говорит: «Маша, твой спектакль – пособие по искушению помыслами, его можно показывать семинаристам». Когда ты понимаешь духовный смысл произведения, то и трактуешь образ героя по-новому. Одно дело играть просто некую тётю, которая решила убить себя из-за любви, другое – показать человека, который шаг за шагом поддается искушению.

– То есть, играя, Вы себя не отождествляете полностью с героем?
– Нет, конечно. Полного слияния с образом в принципе быть не может. Образ – это грим, костюм, мимика, пластика. В роли бабки ты изменяешь походку, но бабкой не становишься. Скрипач ведь тоже играет своими руками, а не волевым усилием.

– Вы говорили о том, что для православного человека работа должна быть служением, а не страстью. Как это трактовать?
– Пристрастность – когда тебе что-то нравится безумно. Мне, например, нравились лошади до такой степени, что я целый день готова была торчать на конюшне и хвосты им крутить. Неважно, к чему ты можешь пристраститься: к бутылке, к конному спорту, к театру, к дорогой одежде. Одежда – она и в Африке одежда. Нигде не сказано, что она должна быть плохая. Очень хорошо, если она качественная и стильная. Однако если ты мимо витрины пройти не можешь, последние деньги тратишь на красивое платье – это уже пристрастность. То же самое касается и театра.

– Стало быть, от пристрастности в профессии нужно избавляться?
– Именно так. Пристраститься можно не только к актёрскому делу. Трудоголики – люди с глазами-пуговицами – встречаются в любой области. Я поняла: жизнь важнее искусства. Но и в жизни, и в искусстве должен быть смысл. Нужно играть так, чтобы понимать своего персонажа: зачем и почему он поступает именно так, а не иначе. И вера в этом помогает.

Беседовала: Жанна БОБКОВА, Источник: http://orthodoxmoscow.ru/zhizn-vazhnee-iskusstva/

Фото: https://z-aya.ru/index.php/g/golubkina-mariya/2083-mariya-golubkina-otmetila-svoj-den-rozhdeniya-s-sestroj